Вся правда о мальчике Собчак

24216953

 

— Больше всего я теряюсь, когда малознакомые люди ­бегут на меня с криком «Боже, поздравляю!» и начинают гладить по животу. В моем представлении это примерно как после свадьбы бежать к жениху гладить его член. Не хочется никого обижать, потому что многие делают это совершенно искренне, а не с желанием передать темную силу — в нее я как раз вооб­ще не верю. Но ведь это странно — трогать другого человека за ­какие‑то места?

Я не трогаю. Держусь из последних сил. Но мне все время хочется укрыть беременную женщину пледом. В новой, совсем еще не обжитой квартире в районе Смоленского бульвара свежо, и даже очень. А хозяйка жалуется, что жарко. В этом смысле у нее с Максимом Виторганом полная гармония ощущений. Одинаковая точка кипения, по мнению Собчак, — залог семейного счастья, и не со всеми мужчинами она в этом совпадала. Некоторые хотели, чтобы было натоплено, как в ­русской бане.

Ксения сидит передо мной в длинном бежевом свитере и с легкомысленными для будущей #яжемать голыми ногами. Вместо тапочек — розовые распорки для педикюра: самая долгожданная беременная страны только что вернулась из салона красоты «Белый сад». Свежа, румяна, отпроцедурена и уже успела опубликовать в Instagram утреннюю йогу на голове. В ответ СМИ разразились заголовками: «Неврологи убеждены, что у Собчак нездоровая страсть к йоге». Не знаю, что там с ­йогой, но на ее лице нет ни грамма отека, ни малейшего ­признака нездоровья.

Немаленькую квартиру на Садовом Ксения Анатольевна ­выстрадала. Сначала долго на нее копила, перемещаясь между корпоративами и свадьбами в «Сафисе». Долго ­искала дом — чтобы новый, с исправно работающими коммуникациями (проживание по солидному, с тяжелым коммунальным прошлым адресу Мойка, 31–33 навсегда отбило в ней тягу к старине). Потом долго покупала, со всей силой своего темперамента уговорив стать соседями благонадежных и тактичных людей — такого же, как она, питерца Ивана Урганта и благородного москвича Никиту Михалкова. Потом ремонтировала, лично утверждая каждую ­дверную ручку.

Приобретала холодильник Liebherr для крема в ванной. Обустраивала ­гардеробную, которая, по моим скромным оценкам, занимает метров шестьдесят и с точки зрения дизайна даст фору лучшим магазинам Монтенаполеоне. Оборачивала семейную библиотеку в одинаковые ­фотогеничные переплеты — кстати, это редкий дом, где нарядные книги хоть раз, но открывали с целью прочтения. ­Ездила в Санкт-Петербург к художнице Татьяне Подмарковой за диптихом в гостиную. Лично режиссировала «сцены света» — так Собчак называет систему управления многочисленными светильниками, люстрами и бра, которая оказалась прогрессивной настолько, что совладать с ней теперь решительно ­невозможно.

— Сейчас мы проверим тебя на знание бьюти-индустрии. Ты в курсе, что такое тангентор? — спрашивает меня Ксения, указывая на невысокий белый шкаф в ванной. Я знаю только «Тангейзер» и робко предполагаю, что штука эта — новейшая модификация пеленального столика. Но нет, оказывается, ­тангентор — аппарат для домашнего массажа струей воды, и Собчак в ремонтном пылу приобрела даже этот предмет первой необходимости.

В отместку я начинаю экзаменовать Ксению насчет чудесных аббревиатур, входящих в жизнь женщины вместе с материнством и детством.

— Что такое ГВ?

— ???

— Грудное вскармливание. СС?

— Понятия не имею, но в нем есть двойной смысл.

— Совместный сон.

660x495_quality100_21c02bc4435129a338f29cfe28947d81

Ксения теряется при упоминании КС (кесарево сечение) и ЕР (естественные роды). Мы смеемся: сколько всего еще ­предстоит узнать… Например, Cобчак искренне недо­умевала, откуда вдруг у нее такие густые блестящие волосы, и чисто­сердечно рекламировала подругам шампунь Shiseido. Детскую комнату, когда малыша еще в проекте не было, девушка с репутацией child free оборудовала совершенно не по‑детски: вольготная двуспальная кровать, стол для занятий алгеб­рой, диван. Разве что краски ярче, чем в остальной, бежево-коричневой, в стиле итальянской марки Promemoria, части квартиры.

— Максим меня спрашивал: «А зачем сейчас покупать мебель?» На что я отвечала: «Что же, детская без мебели будет стоять?» — «Ну это как бы не совсем детская». Я спорила, что нет же, это идеальная детская. Мне в голову не приходило, что ребенок испишет дедаровские обои фломастером.

В результате необитаемая, но все равно очень красивая ­квартира используется под наше интервью, а живут Ксения с Максимом и помощниками по хозяйству за городом, недалеко от Людмилы Борисовны Нарусовой. В таунхаусе, который ­Собчак когда‑то приобрела «как инвестицию» («Во мне ­говорил еврейский дедушка») и скром­но отремонтировала. Судя по всему, семейство останется за МКАД и после дня, о котором все спрашивают: ну когда же?

— Я вообще‑то городской человек, но жизнь, что называется, внесла свои коррективы. Понимаю, что ребенку за городом будет комфортнее, там свежий воздух. Гулять с коляской по Садовому кольцу некайфово, — авторитетно заявляет Ксения. Сочувствую: в нашей московской женской консультации у всех проблемы одинаковые.

Впрочем, незнание термина ГВ — ­ничто в сравнении с поразительной для ­девушки с дипломом МГИМО некомпетентностью в половом вопросе.

— Я зря пропускала биологию в школе. Смешно звучит, но о том, что такое овуляция, я совершенно случайно узнала от подруги, матери троих детей Яны Расковаловой. В моем представлении всегда было так: есть, пардон, месячные. Потом — четыре-пять дней, когда можно устраивать секс-пати. А дальше уже надо вдумчиво предохраняться. И мне казалось, что риск забеременеть есть в любой из этих «вдумчивых» дней. Яна открыла мне новый мир, и как только эта информация была до меня донесена, все быстро случилось.

О том, что «все случилось», первым узнал муж. Был вечер. Громко работал телевизор. Ксения успешно «сдала тест», вышла из ванной и залезла с «во‑о‑от такого размера глазами» под одеяло.

— Максим спросил: «Что у тебя с глазами? Чего ты, как мышь, забилась?» И как‑то сразу все понял. Был очень трогательный момент.

Вспоминая его, Собчак задумчиво и нежно улыбается, словно стесняясь своей слабости. В кои‑то веки она не иронизирует и не подтрунивает над собой. Не нарушает сак­ральность мгновения зубастой шуткой. И от этого мне еще больше ­хочет­ся накрыть ее голые ноги пледом.

— В моей жизни все произошло естественным ­образом. Даже закономерно. Не могу сказать, что мы с Максимом ­говорили про детей до. Он просто почему‑то был уверен, что они будут. Скорее, этот разговор состоялся после. Уже ­узнав, что беременна, я решила прояснить некоторые обстоятельства: ­«Послушай, Максим. Вот нормальный мужик живет с какой‑то девушкой а‑ля Ксения Собчак. У нее «маленькие гаденыши». С обремененными потомством друзьями она отдыхать не ездит. Дни рождения детей подруг не запоминает. В самолете к кричащим младенцам относится не очень ­доброжелательно. Все это открыто, публично. И ничего у вас не происходит. У тебя двое уже есть, тебе вроде и не надо, но тетка немолодая, тридцать пять лет на кону. Неужели мужику ни разу не приходило в голову, что у человека какие‑то проблемы со здоровьем? И что эти проблемы замещаются нелюбовью?» Я, кстати, всегда испытывала большое удовольствие, когда читала про себя комментарии: «Ну понятно, она болеет, не может родить, поэтому такая реакция». Почему люди искренне считают, что если ты не хочешь в восемна­дцать лет, как они это именуют, «лялечку», то, значит, не можешь? Так вот я спросила об этом мужа. А он на полном серьезе: «Вообще такой мысли не было». Я: «Подожди, ну так же не может быть». А он: «Да клянусь, я всегда знал, что у меня с детьми все нормально будет, тебя надо просто успокоить — чтобы поняла, что это ­безопасное ­пространство».

Многие думают, что актер Максим Виторган — это случайный выбор. Дураки эти многие, ничего не понимают. Он дал Собчак то, чего не могли или не хотели дать другие ее мужчины — богатые и влиятельные, харизматичные и циничные, менестрели режима и жгучие оппозиционеры. Дал ощущение, что ее любят такой, какая она есть. И все сразу встало на свои места.

Ксения никогда не скрывала своего увлечения психологией, шутила, что за время этих занятий получила второе высшее образование, а ее лучший тренажер — родная мама. И надо же — больше никаких психологов. Как отрезало.

— Не всегда — в таких вопросах нельзя быть категоричным, — но часто люди, которые пытаются разобраться в своих проб­лемах с психологом, напоминают тео­ретиков кун‑фу. В религии это тоже случается. Такие уж все православные, в иконах, обмолятся, в проруби ­попрыгают и при этом демонстрируют какую‑то невероятную злопамятность и мстительность. А ты думаешь: «Ну как все это в одном человеке сочетается?» Сейчас понимаю, что очень даже легко сочетается. Можно прочитать тысячу томов Эрика Берна себе в помощь, потом страшно где-нибудь нахабалить, устроить сцену и корить себя, все понимая. А на самом деле главное лекарство — это любовь. Только через тепло и любовь становишься лучше.

Друг Ксении Собчак Александр Мамут сказал однажды, что для мужчины любовь — всегда смена декораций: сцена одна и та же, но костюмы, музыка, актрисы разные. А для женщины ключевой является просьба «Увези меня отсюда». Как в «Бесприданнице». Спрашиваю, куда увез Ксению Собчак Максим Виторган. Отвечает:

— Хороший вопрос. Я об этом не думала. Наверное, из страны подколов, едких фраз и бесконечного соревнования разных эго. Мне это дико нравилось — я вообще не понимала, как можно общаться по‑другому. Очень питерская тема: всем сесть и друг друга немножко обосрать, но все мило и с любовью. Мы так гордились тем, что мы остроумные, веселые и видим мир через призму нашего сарказма. Но сейчас я понимаю, что может быть по‑другому. Да, у Максима иной круг общения. Там свои законы и свои сложности. Но они не общаются таким вот «питерским» образом, в принципе никого не обсуждают. Он увез меня в другую среду. И это очень круто.

Но ведь Ксения тоже увезла Максима в другой мир. На дни рождения своих бывших. На партию в «Мафию» с Надей Оболенцевой и Денисом Симачёвым дома у Светы Бондарчук. На Fashion’s Night Out в «Подиум». Меня мучит любопытство: кому из них проще интегрироваться в новом мире?..

— А Максим вообще не интегрировался. Он взял то, что ему понравилось. Тут ведь нельзя округлять: в мире гламура и больших денег тоже есть люди душевные и искренние. Максим, как разборчивый покупатель в супермаркете, взял пару негнилых помидоров, качественный арбуз. Проверил — нитратов нет. И решил: «Сюда ходить буду». А к другим не ходит. Есть люди, с которыми он совсем не общается. И я им вынуждена постоянно говорить, что Максим болеет. Отвечать на воп­росы: «Почему ты все время одна?» Не потому, что люди дурные, — просто Максим сам выбрал тех, с кем ему по разным причинам хорошо и комфортно. И это «хорошо» для нас совер­шенно разное. Я друзей всю жизнь выбирала по принципу, что это должны быть личности. А для него интеллектуальная подпитка, яркость, интересность вообще не играют роли. Зато важны человеческое тепло, умение быть уютным, естественным, настоящим.

Рискую спросить: неужели Максим — первый мужчина, от которого Ксении захотелось ребенка?

— Хочется родить продолжение любимого человека и испытывать радость от того, что он похож больше на него, чем на тебя. Я, по крайней мере, об этом мечтаю, как это ни банально звучит. И в этом смысле — да, Максим стал первым.

А потом Ксения сказала, что никогда раньше не видела таких замечательных детей, как у мужа. До этого встречались только избалованные, капризные, рублевские дети. Не плохие. Просто достаток вел их не в ту сторону. Часто это даже не вина родителей — таковы вводные сегодняшней жизни. Зато у Максима дети простые и душевные.

— Полина замечательно учится в ГИТИСе, горит театром, ­ходит на все постановки, рассказывает нам, куда надо, а куда нет. Даня меня просто поражает. Я привыкла, что подростки реагируют только на кроссовки Yeezy и седьмой айфон. Но недавно мы едем в машине: я спереди, потому что укачивает, а Даня с папой сзади. Болтают. И я слышу: «Ну я вот дочитал по твоему совету «Мертвые души» (не по программе, заметьте, — он учится по английской системе). Знаешь, честно говоря, я разочарован концом этого романа. Все так банально оказалось. Я‑то думал, у Чичикова большой план, грандиозная миссия с этими душами, а там все про деньги». Круто, что мальчик в пятнадцать лет так об этом думает. Мне тоже хочется не допустить в собственных детях избалованности, которая и мне была присуща в детстве. Хотя с моим размером гардеробной это сложно, будем реалистами.

А еще ей бы хотелось стать для первенца близким другом. Чтобы ребенок мог обсудить с мамой что угодно, чтобы она не давила авторитетом. И снова сомнения. Сама ведь знает, что авторитарна и властна. Сама себя называет ментором. Как только чувствует, что ситуация идет не туда, сразу начинает выправлять. Хотя, как тот самый теоретик кун‑фу, догадывается, что нельзя так. Что иногда важнее дать ошибиться, позволить ситуации течь. Так что Ксению ждет большое испытание. Но она любит работать над собой — такая работа самая интересная.

Некоторые мои подруги, достигшие больших карьерных высот, не скрывают, что с маленькими детьми им скучно. Дружить решительно не о чем. С подростками — другое дело. Не тоскливо ли Собчак думать, как она каждые два часа будет менять подгузник бессловесному существу?

— Ой, знаешь, для меня это пока очень сложный уровень. Сейчас мы пытаемся научиться закрывать за собой двери и шкафы. Я люблю открыть шкафчик и так его оставить. Но как человек неглупый понимаю, что все наши претензии к детям исходят из того, что дети — кривое зеркало родителей. У ребенка нет шансов вырасти не неряхой, если ты сам разбрасываешь вещи. А ругать его нельзя — он воспринимает это как лицемерие. Честно скажу, я привыкла, что за мной кто‑то убирает. И это нормально, когда живешь один. Но вещи, которые мне не нравятся в себе, — то, что я авторитарна, повышаю голос, излишне ярко выражаю эмоции, — все это надо менять, если хочешь видеть ребенка другим. Да, огромная ответственность! Но если уж решаешься на подобный шаг, то не сможешь забросить ребенка в дальний угол. Как сложится у меня — не знаю. И дай мне бог этих сил.