«Стояла страшная жара, на улице 35, а в павильоне, наверное, 60 градусов! Пять часов артисты скачут, снимается дубль за дублем… Со стороны Наташи ни слова жалобы, но в итоге ей стало плохо, вызвали «скорую». Ей меряют давление, а там что-то вроде 270 на 150… Врач ей говорит: «Вас надо госпитализировать». Наташа отвечает: «Вы что? Тогда остановят съемки, я так не могу. Я сейчас отлежусь», — вспоминает друг актрисы кинопродюсер Александр Малыгин.
Популярное: Шепелева напугали страшной участью сына
Кто бы мог подумать, что мы с Наташей Гундаревой станем друзьями. Мы познакомились довольно забавно. Я тогда на Одесской киностудии работал в должности второго режиссера фильма, и мне предстояло найти актрису в малобюджетную картину «Подвиг Одессы». Когда заговорили о кандидатуре Гундаревой — это воспринималось больше как мечта, потому что на тот момент Наташа уже была безусловной звездой с самыми большими гонорарами в Советском Союзе. Ну и на кой черт ей сдалась эта поездка в Одессу, эти съемки в малобюджетном фильме? Я сомневался и колебался весь день, но в конце концов решил, что ничего не потеряю, если все-таки позвоню. И стал набирать номер, пока не передумал. Вот только я не посмотрел на часы… Об этом моем звонке позже сама Наташа любила рассказывать: «Звонит какой-то мужик в час ночи и с одесским акцентом предлагает мне: «Приезжайте к нам сниматься!» — «А дайте хоть сценарий…» — «Зачем вам сценарий? Это ж Одесса, у вас здесь дядя… У вас день рождения скоро, лучше его отметить в тепле…» — «А что за роль?» — «Ну, роль… Ну, тетя Груня — вам что-то это говорит?»
Это удивительно, но мои аргументы Гундареву убедили, и мы заполучили ее в нашу картину! Хотя, когда Наташа согласилась, я не очень-то верил, что она действительно приедет. Вот как, к примеру, часто делал Джигарханян? Когда ему звонил с предложением даже начинающий режиссер, Армен Борисович легко соглашался — что не значило ровным счетом ничего. Я и сам однажды попался на эту удочку: пригласил Джигарханяна сыграть небольшой эпизод в Одессе, тот согласился, пообещал утром прилететь. Встречаем — артиста нет. Звоню в театр, говорят — на гастролях. Мол, как раз сегодня утром уехал с театром на две недели. Так вот Гундарева, как выяснилось, так никогда не поступала. Обычно она долго думала, прежде чем согласиться, но если уж соглашалась, ее слово — кремень! Так что напрасно я волновался: Наташа к нам приехала. Помню, как в первый день происходила ее притирка к съемочной группе: Наташа, что называется, всех «построила». Молодая ассистентка Нина вбежала к ней в гримерку и говорит: «Наташа, я вам взяла билеты…» Тут Гундарева брови вскинула и, не повышая голоса (а она никогда не переходила на крик), говорит: «Что-что-что? КТО я?» Та сразу поправилась: «Наталья Георгиевна». Гундарева далеко не всем позволяла с собой панибратство. Но у нас с ней как-то сразу сложились доверительные отношения. Притом что, живя в разных городах, мы виделись не очень часто — и в основном на всевозможных съемках. И все же я всегда более или менее представлял, что происходит в Наташиной жизни.
Наташа была влюбчива, и долго ее сердце не могло оставаться свободным. А в тот период, когда мы с ней познакомились, Наташе в любви не везло. Точнее, она то и дело выбирала не тех мужчин. Вот приезжает она на очередные съемки, а рядом с ней какой-нибудь молодой человек. Даже не из сферы кино. Видимо, после развода с Корешковым Наташа на дух не переносила служебных романов, да и вообще иметь дело с актерами ей не хотелось. Кстати, не верила она и в женскую дружбу среди актрис, ее лучшими подругами были банковская работница и врач. Беда в том, что те мужчины, которых выбирала Гундарева, до ее уровня явно недотягивали. Я смотрел на очередного такого и с первого взгляда определял: альфонс! То ли на популярность Наташину запал, то ли на деньги. Заканчивались такие знакомства всегда плохо. Наташа подробно не рассказывала, но несколько раз я видел ее очень расстроенной, когда она узнавала об откровенном обмане. «Что же ты, Наташа, не видела, не знала, что это за человек?» — как-то раз спросил я ее. «И видела, и понимала, но… не хотела знать», — сказала она. Наташа ведь никогда не рвала сразу, она какое-то время терпела, присматривалась, прощала…
Потом наступал предел — все! Вычеркивала. Кстати, никогда не мстила. Я не помню, чтоб она когда-нибудь поинтересовалась, к какой женщине ушел возлюбленный. Помню, однажды я Наташе посоветовал: «Ты хоть деньги с него возьми назад!» Она покачала головой: «Да бог с ним!» Однажды сидели после съемок в гостиничном номере, тихо беседовали, вдруг Наташа говорит: «Саша, ты знаешь что… Я никому не верю! В меня влюбляются, а я не верю! Мне кажется, это все ненастоящее». Чувствовалось, что она от всего устала и даже плакать уже не может. И еще я вдруг понял, что я первый, кому она в этом признается.
ФИЛИППОВ НАМУЧИЛСЯ В СЕМЬЕ АНДРОПОВА
Наталья Гундарева и Михаил Филиппов
И вот однажды приезжаю я в Москву, звоню Наташе, а она мне говорит: «Тут мне нужно кое-что передать в Одессу… К тебе на студию заедет Миша». Так я узнал о существовании ее нового мужа, актера Михаила Филиппова. Я еще ничего толком не знал о Мише, кроме того, что он «бывший зять Андропова» и с большим трудом уходил из той семьи. Об этом говорили все. И вот заходит в студию человек интеллигентный, очень спокойный, приветливый, мы жмем друг другу руки, и я думаю: «Слава богу! Это то, что нужно Наташе!» Это мужчина-отец, в котором она всегда нуждалась, хотя сама, казалось бы, женщина сильная. В отличие от тех, кто до него был рядом с Наташей, Миша не брал, а отдавал. Мог, к примеру, продать машину и купить жене колечко. Со временем выяснилась еще одна очень ценная Мишина черта: он совершенно не завидовал Наташиному успеху, хотя сам снимался не так много, как она. Никогда ни тени ревности не было с его стороны, чего я не могу, например, сказать о Хейфеце. Да, когда Наташа выходила за него замуж, он был известным режиссером, но она его быстро догнала и обогнала по популярности — из-за чего у Леонида Ефимовича, мне кажется, осталась на Гундареву обида на всю жизнь… Еще Миша был очень спокоен всегда, что при непростом характере Наташи необходимо. Но и Наташе он дал понять, что хочет уважения и спокойствия. А то ведь в семье Андропова Филиппов успел всякого натерпеться… Юрий Владимирович был очень крутой человек. И считал, что профессия у Миши несерьезная и уважения не достойна. Может быть, он имел на это право, не будем его судить. Но после развода Михаил искал понимания. И Наташа это по-женски почувствовала. И при своей известности и влиянии она вела себя так, что всегда было понятно: глава их семьи — Миша.
Казалось бы, жизнь у Наташи наконец наладилась. Но тут — новая печаль. Помню, дело было на очередных съемках. Наташа приехала мрачная, непривычно сосредоточенная и молчаливая. Ни на какие «посиделки» вечером не оставалась, сразу уходила в свой гостиничный номер. Заметив это, я осторожно попытался выяснить, в чем дело. Оказалось, что она обследовалась у врачей и узнала, что теперь уже никогда не сможет стать матерью. «Вот я все чего-то ждала, откладывала… Дождалась! — горевала Наташа. — Это я так заплатила за свой успех. Детьми, которых не родила, я расплатилась за то, что у меня есть эти роли». А ведь в ней было все для материнства. Когда на съемочной площадке оказывались дети, она в считаные минуты находила с ними общий язык. Как-то на площадку пришел мой маленький сын, и уже через пять минут он, не стесняясь, показывал Наташе свои игрушки. В тот день они вместе сфотографировались. Я напечатал двадцать штук этих фотографий, принес на площадку и говорю: «Наташа, напиши на каждой: «Любимой учительнице моего маленького друга Пети на память от Гундаревой!» Ему скоро в школу идти, пригодится». Она посмеялась и подписала. Но, как оказалось, я даже недооценивал эффект. Первые несколько школьных лет (пока не кончились фотографии) учительницы к моему сыну относились не просто благосклонно, а прямо-таки души в нем не чаяли, называли сверхспособным!
Такая уж у Наташи была популярность. Я не раз становился свидетелем невероятных сцен. Однажды на съемках в Ростове Гундарева просит: «Саша, проводи меня на рынок. Мне там знакомый продавец обещал хорошую икру». Смотрю, она берет с собой две огромные плетеные корзины. Спрашиваю: «Это все для икры?» — «Увидишь. Пригодится». Она была без грима, надела очки, шляпу… Вроде бы ее и не узнаешь. Но как только мы зашли на рынок, по сарафанному радио разнеслось, что здесь Гундарева. И со всех сторон в эти корзины посыпались фрукты, масло, колбаса, овощи — все! Пока мы дошли до икры, корзины заполнились доверху. Ну и икру Наташе продали, конечно, за какие-то смешные деньги. И вот я дотащил эти корзины до Наташиного номера, так она банки с икрой забрала и говорит: «А все остальное неси съемочной группе, пусть ребята разберут». — «Как так?» — «А ты что думал, я для себя, что ли, все это брала?»
На правительственных банкетах Гундарева тоже была нарасхват. И не только из-за популярности, а еще и потому, что умела вести себя светски и дипломатично. Наташа могла с удовольствием выпить — причем не вина, а водки, виски, хорошего коньяку, могла повеселиться, но при этом никто бы не назвал ее пьяной. Наташа всегда умела себя держать, что делало ее приятной в общении. В отличие от многих артистов, которые, выпив, начинали рубить правду-матку. Взять хотя бы Олега Ефремова, который, как мне рассказывали, однажды крикнул Фурцевой на банкете: «Вы — шлагбаум на пути советского искусства!»
Зарабатывала Наташа много. Но вот что странно: никогда ей не удавалось что-то накопить. Если образовывалась сколько-нибудь существенная сумма — тут же покупалась машина, или шуба, или что-то для близких. Для Гундаревой нормальным было, уезжая со съемок, отдать мне 300 рублей и сказать: «Саша, накрой поляну для ребят». Бережливости Наташа была лишена напрочь. Так что все ею нажитое — скромная двухкомнатная квартира, машина, вполне обычная дача. И это у человека, который для других выпросил у чиновников не один десяток квартир…
Бывало, Наташа уставала от людей, от своей известности. Ведь желающие поговорить лезли к ней со всех сторон. Вот как поклонники Вицина и Никулина были уверены, что те выпивохи, так и с Наташей — образ сложился по ее ролям. Деревенские думали, что она — баба из деревни, работала где-то в колхозе, а потом приехала, как Фрося Бурлакова, пробиваться в Москву. Заводские женщины тоже держали Наташу за свою. Многие думали, что ей можно крикнуть через всю улицу, подойти обнять ее, пригласить в гости… Это она ненавидела и такую навязчивость пресекала одним взглядом. Она могла так «пригвоздить», что хамоватый поклонник сразу будто проваливался сквозь землю. Но постоянно отшивать кого-то — утомительно. И Наташе так хотелось иногда побыть одной или в узком кругу приятных ей людей. Помню, на съемках в Ростове мы после двух дней тяжелейших репетиций решили пойти вечером в ресторан, заранее заказали там легкий ужин. Но, узнав, что приедет Гундарева, они там приготовили большую программу с местными артистами, а стол накрыли как для большого банкета. Наташа сначала очень расстроилась, потому что она сильно устала и хотела тихо, спокойно посидеть. Ну а потом она взяла себя в руки: «Люди же готовились… Мне неудобно». Заставила себя улыбнуться и говорит им: «Ну, начинайте программу!»
Помню, однажды мы с ней обедали какой-то казенной едой в перерыве между съемками. И Наташа мне тихонько сказала: «Саша, я так хочу борща! Домашнего борща!» Я ей говорю: «Так в чем проблема, давай моя мама завтра приготовит». Она согласилась. Маме я вечером все сказал и попросил: «Умоляю тебя, никому ни слова! И только борщ, не мечи на стол все подряд. Надо принять Наташу просто, не утомляя ее ничем. Пусть отдохнет человек в домашней обстановке». На следующий день мы приезжаем ко мне домой и видим типичную картину «одесский двор». Собрались не только все наши соседи, а еще из соседних дворов, из соседних районов — и все уже стояли с приготовленными бумажками для автографов, подарками, соленьями, хлебами… Я бросился к маме: «Ты что наделала!» А мама вся трясется: «Честное слово, я сказала только Зине! Только Зине, и больше никому!» Ну что делать, Наташе пришлось около часа раздавать автографы и общаться с нашими соседями. Так что когда она, усталая, поднялась в нашу квартиру, только и могла сказать: «А супа-то хоть дадите? Не обманете?»
ГУНДАРЕВА ХРАНИТ ВЕРНОСТЬ
Велик был Наташин авторитет и в ее родном Театре имени Маяковского. Говорили даже, что все женские роли там распределяет не Гончаров, а Гундарева. Я бы не сказал, что дело обстояло именно так. Но часть правды в этих словах все же была. Наташа могла воспротивиться, если на роль Джульетты претендовала какая-то малоталантливая глупая актриса. Но это не значит, что эту роль она присваивала себе. Наташа была адекватна, она не стремилась играть Джульетту в 43 года. Хотя если б попросила у Гончарова, он бы, наверное, согласился. Андрей Александрович по характеру был человеком очень крутым, подчас невыносимым. Но Наташе хватало характера, чтобы настоять на своем в споре с ним. Хотя в другой раз она безропотно подчинялась режиссерскому «кнуту» и говорила, что именно такая — жесткая, эмоциональная — режиссура, как у Гончарова, ей и нужна. Как бы то ни было, у них с Гончаровым получился классный тандем. Там, где другая бы сломалась и ушла, Наташа только посмеивалась.
И вот однажды Олег Табаков сделал Гундаревой серьезное предложение: перейти во МХАТ. И Наташа задумалась, ей хотелось… Но в итоге она сказала: «Я не могу. Не могу предать старика. Он меня сюда взял, он меня вырастил, на мне держится репертуар. Как же я уйду?» И когда она объяснила причину отказа Табакову, тот сказал: «Уважаю». Верность — одно из самых ярких качеств Наташи. Она не могла предавать людей.
А ведь у Наташи было много возможностей изменить свою профессиональную судьбу. Ее чуть было не увлекла политика — Наташу избрали в Госдуму от «Женщин России». Но из депутатов она быстро ушла, сказав: «Я поняла, что я — актриса. Этим и буду заниматься». По тем же соображениям она отказалась, когда ей предложили попробовать себя в режиссуре. Наташа считала: делать что-то очень хорошо — значит делать что-то одно.
Своей профессии Наташа отдавалась совершенно беззаветно. И в том, что она ушла так рано, была какая-то предопределенность. Один раз, помню, она снималась в картине Всеволода Шиловского «Избранник судьбы». Стояла страшная жара, на улице 35, а в павильоне, наверное, 60 градусов! Пять часов артисты скачут, снимается дубль за дублем… Со стороны Наташи ни слова жалобы, но в итоге ей стало плохо, вызвали «скорую». Ей меряют давление, а там что-то вроде 270 на 150… Врач ей говорит: «Вас надо госпитализировать». Наташа отвечает: «Вы что? Тогда остановят съемки, я так не могу. Я сейчас отлежусь». И лежала она ровно десять минут. Через десять минут я захожу — Наташи уже нет на кушетке, убежала в съемочный павильон. Вечером смотрю — Наташа куда-то делась. Ну, думаю, к врачу поехала. И тут натыкаюсь на нее: сидит с Джигарханяном, коньяк пьет. Я говорю: «Наташа, ты что, с ума сошла?» — «Это для сосудов, коньяк для сосудов хорошо». Вот и все лечение.
В другой раз все с тем же Джигарханяном они играли первый акт в спектакле «Виктория?..» — и во время одной из сцен у Наташи потемнело в глазах, схватило сердце… Кое-как она дотянула первый акт, шатаясь, ушла за кулисы — ей вызвали «скорую». В антракте отлежалась. Но с тех пор она как натура впечатлительная стала бояться этого спектакля. А когда подходило время той самой сцены, тех самых слов, после которых ей стало плохо, Гундареву уже заранее начинало трясти… Она говорила Джигарханяну: «Нет! Я так не могу! Я боюсь, что это снова случится. Надо обмануть судьбу. Надо что-то изменить…» И они придумывали, как бы им по-другому расположиться на сцене, или немного меняли текст. Но разве судьбу обманешь?
И вот однажды случился приступ, ставший роковым для Наташи. Помню, когда прошло некоторое время с Наташиного инсульта, я позвонил Мише поздравить их со старым Новым годом. Сказал: «Наташе привет!» Он говорит: «Так я передам ей трубку, поздравь сам». Мне стало неудобно. Это такая ситуация, не знаешь, как говорить. Я слышал, что после инсульта у людей нарушена речь, что они могут не очень хорошо соображать… А ведь раньше мы всегда с Наташей шутили по телефону. Я звонил и начинал: «Это шо, правда квартира народной артистки Натальи Хригорьевны Хундаревой?» — «Вообще-то она Георгиевна! Ну а шо вы хотели ей сказать?» — подхватывала Наташа… И вот она берет трубку, и я слышу знакомое: «Малыгин, ну так и шо?» — и понимаю, что Наташа не изменилась. Потом Мишка снова взял трубку: «Спасибо тебе, что ты разговаривал с ней как с нормальным человеком». Мы все уже с облегчением думали: «Выкарабкалась!» Наташа уже начала учить новую пьесу — она реально надеялась вернуться в театр. И вот 15 мая я собирался с женой на спектакль с участием Миши, хотел попросить билеты. Звоню ему, а он: «Перезвони через 10 минут, не могу сейчас говорить». Перезваниваю через 10 минут: «Миша! Так что, нам приходить в театр?» А он, чуть помолчав, говорит: «Ты знаешь… Только что умерла Наташа…» Мы дружили с ней 20 лет, я видел Наташу в самых разных жизненных обстоятельствах. И я до сих пор не могу поверить, что ее нет.
